Первые люди на Луне (роман). Герберт уэллс - первые люди на луне Герберт уэллс первые люди на луне читать

Язык оригинала: Оригинал издан: Страниц:

Экранизации

Книга была экранизирована четыре раза:

  • Путешествие на Луну , совместно с книгой Жюля Верна "С Земли на Луну" 1902.
  • 1919 - Первые люди на Луне (фильм, 1919) (англ.), режиссёр Брюс Гордон
  • 1964 - Первые люди на Луне , режиссёр Натан Юран
  • 2010 - Первые люди на Луне , режиссёр Марк Гэтисс

В произведении Герберта Уэллса нет имён главных героев, только фамилии, в экранизациях-же использовались такие имена:

  • 1919 - Sampson Cavor, Rupert Bedford
  • 1964 - Joseph Cavor, Arnold Bedford
  • 1997 - William Cavor, Jeremiah Bedford
  • 2010 - Arthur Cavor, Julius Bedford

Герберт Уэллс появился в сериале "Warehouse 13", там он женщина, точнее он там, является мужчиной, но все достижения относятся к его сестре, которой в реальной жизни не было.

Примечания


Wikimedia Foundation . 2010 .

  • Первые карательные экспедиции
  • Первые люди на Луне (фильм, 1964)

Смотреть что такое "Первые люди на Луне (роман)" в других словарях:

    Первые люди на Луне - роман Герберта Уэллса 1901 года. Снятые по роману фильмы Первые люди на Луне (англ.) фильм 1919 года режиссёров Брюса Гордона и Джей Лея. Первые люди на Луне фильм 1964 года режиссёра Натана Джурана. Первые люди на Луне фильм 2010 года режиссёра… … Википедия

    Люди как боги (Уэллс) - Есть и другие литературные произведения с тем же названием: см. Люди как боги. «Люди как боги» (англ. Men Like Gods) научно фантастический роман Герберта Уэллса о цивилизации людей на планете, называемой «Утопия» в параллельном мире,… … Википедия

    Колёса фортуны (роман) - Колёса фортуны The Wheels of Chance … Википедия

    Машина времени (роман) - У этого термина существуют и другие значения, см. Машина времени (значения). Машина времени The Time Machine Жанр: фантастический роман

    Пища богов (роман) - У этого термина существуют и другие значения, см. Пища богов. Пища богов The Food of the Gods Жанр: Научная фантастика Любовная история

    С Земли на Луну (роман) - С Земли на Луну De la Terre à la Lune

    Война в воздухе (роман) - Война в воздухе The War in the Air Автор: Герберт Уэллс Жанр: Научная фантастика Язык оригинала: Английский Оригинал издан: 1908 … Википедия

    Абрамович, Роман - Председатель думы Чукотского автономного округа Председатель думы Чукотского автономного округа с октября 2008 года. Бывший губернатор Чукотского автономного округа (с января 2001 года по июль 2008 года), бывший владелец нефтяной компании… … Энциклопедия ньюсмейкеров

    Война миров - The War of the Worlds … Википедия

Первые люди на Луне - научно-фантастический роман британского писателя Герберта Уэллса, опубликованный в 1901 году. Роман повествует о путешествии к Луне, совершенном двумя землянами на космическом корабле изготовленном из фантастического антигравитационного материала «кейворита». Оказалось, что Луна населена внеземной цивилизацией, которую земляне назвали «селенитами».

Сюжет


Господин Бедфорд - небогатый коммерсант, испытывающий финансовые проблемы. Он решил снять домик в тихой сельской местности и написать пьесу, чтобы заработать немного денег. Однако, сосед донимает его шумом. Вскоре они знакомятся и оказывается, что это чудаковатый учёный доктор Кейвор, который занят разработкой нового материала который он назвал «кейворитом» (англ. cavorite).

Главное свойство материала в том что он может экранировать гравитацию. При испытании Бедфорд и Кейвор обнаруживают что воздух над экраном из кейворита начинает фонтаном уходить из земной атмосферы в космос. Кейворит в дальнейшем используется для создания небольшого сферического космического корабля, который они используют для путешествия с Земли на Луну.

На Луне двое землян вначале обнаруживают вокруг пустынный ландшафт, но, как только восходит солнце, атмосфера Луны, замороженная за ночь, начинает плавиться и испаряться. Вскоре странные быстрорастущие растения начинают расти вокруг, создав непроходимые джунгли. Бедфорд и Кейвор оставляют капсулу и сразу теряются в буйных зарослях, где сталкиваются со необычными существами. Растущий голод заставляет их попробовать пару образцов местной флоры, определяемой как грибы. Вскоре после этого наступает эйфорическое состояние и у них начинаются галлюцинации.

Землян захватывают насекомоподобные люди Луны, далее называемые «селениты» по имени богини Луны. Инсектоиды образовали общество со сложным социумом и разделением труда, живущее в подземельях и использующее радио для коммуникации. Через некоторое время Бедфорду и Кейвору удалось бежать. Они убили нескольких из своих похитителей благодаря превосходству в силе. Когда Бедфорд и Кейвор поднимаются на поверхность Луны, они разрабатывают план, как найти их космический корабль, Им приходится разделиться. Бедфорд находит путь обратно на корабль и возвращается на Землю, в то время как Кейвор ранен и ему не удалось избавиться от погони селенитов. С собой Кейвор прихватил некоторое количество золота, которое свободно распространено на Луне.

Бедфорд возвращается на землю, в Англию. Случается так что он не уследил за космическим кораблём и соседский мальчик забравшись в него улетает в космос. Тем временем Кейвор воспользовался периодом относительной свободы в Лунном обществе, и даже смог дать селенитам уроки английского языка. Ему также удалось получить доступ к радиопередатчику, чтобы рассказать историю своей жизни внутри Луны с использованием азбуки Морзе. Бедфорд публикует в журнале Strand Magazine подробности истории путешествия, включая некоторые дополнительные материалы, полученные от Кейвора по радио с Луны.

Кейвор с перерывами рассказывает все, что случилось с ним после того, как его снова захватили, а некоторые части его истории переданы невнятно (вероятно ему мешали, создавая помехи для радиосвязи). Из этих сообщений, Бедфорд узнает о встрече Кейвора с Великим Лунарием, правителем селенитов. Во время этой встречи Кейвор изображает человечество как сообщество хищных существ, наслаждающихся войной и чуждых моральных ценностей. В качестве примера он описывает сражение при Коленсо. В ответ на это Великий Лунарий решает прервать все контакты с Землей. Передачи Кейвора обрываются на полуслове, когда он собрался открыть секрет изготовления кейворита.

Фрагмент

По всему собранию до самых отдаленных углов прокатился писк, когда выяснилось, что люди почти ничего не знают о недрах того мира, на поверхности которого росли и развивались бессчетные поколения наших предков. Мне пришлось три раза повторить, что из четырех тысяч миль между поверхностью Земли и ее центром людям известна только одна четырехтысячная часть, что они знают Землю до глубины одной мили, да и то в самых общих чертах. Великий Лунарий спросил было, что побудило меня явиться на Луну, если мы не изучили еще и нашей собственной планеты, но его больше интересовали подробности относительно условий жизни на Земле, перевертывающие все его обычные представления, и он не просил ответа на свой первый вопрос. Он занялся вопросами о погоде, и я попытался описать ему непрерывное изменение неба, снег, мороз, циклоны. - Но ночью разве не холодно? - спросил он. Я ответил, что ночью холоднее, чем днем. - А разве ваша атмосфера не замерзает? Я ответил, что нет, что холод у нас незначительный и ночи коротки. - И воздух не делается жидким? Я, уже готов был дать отрицательный ответ, но вспомнил, что по крайней мере часть нашей атмосферы - водяные пары - превращается в жидкость и образует росу, а иногда замерзает и образует иней - процесс, совершенно аналогичный замерзанию внешней атмосферы Луны во время ее долгой ночи. Я изложил все это, и Великий Лунарий принялся расспрашивать меня о сне. Потребность в сне, являющаяся регулярно каждые двадцать четыре часа у всех земных существ, составляет, по его мнению, явление земной наследственности. На Луне селениты отдыхают редко, после исключительных физических усилий. Затем я пытался описать ему блеск летней ночи на Земле и перешел к описанию тех животных, которые ночью бродят, а днем спят. Я стал рассказывать ему о львах и тиграх, но он, по-видимому, совершенно ничего не понял. Дело в том, что если не считать чудовищ Центрального Моря, то на Луне нет таких животных, которые не были бы приручены и одомашнены селенитами, и так было с незапамятных времен. У них имеются разные морские чудовища, но нет хищных зверей, и им непонятна мысль о каком-то большом и сильном звере, подстерегающем их во мраке ночи... (Далее следует пробел слов в двадцать, которые невозможно разобрать.) Он заговорил со своими приближенными, как мне показалось, о странном легкомыслии и неразумии человека, живущего исключительно на поверхности Земли, подверженного всем переменам погоды, не сумевшего даже покорить себе зверей, которые кормятся его собратьями, и, однако же, дерзнувшего перелететь на чужую планету. Во время этой беседы я сидел в стороне, погруженный в размышления. После этого я, по его желанию, рассказал ему о различных породах людей. Он засыпал меня вопросами. - И для всех видов работы у вас существует одна порода людей? Но кто же мыслит? Кто управляет? Я коротко описал ему наше общественное устройство. Он приказал спрыснуть свою голову охлаждающей жидкостью, а затем потребовал, чтобы я повторил свое объяснение, ибо он чего-то не понял. - Разве они не заняты каждый своим делом? - спросил Фи-у. - Некоторые из них, - ответил я, - мыслители, другие - служащие, одни - охотники, другие - механики, третьи - артисты, четвертые - ремесленники. Но все принимают участие в управлении. - Но разве они не различно устроены для различных занятий? - Особой разницы, кроме одежды, нет, - сказал я. - Их мозг, может быть, и отличается немного один от другого, - прибавил я, поразмыслив. - Их умы должны сильно отличаться, - заметил Великий Лунарий, - иначе они все захотят делать одно и то же. Для того, чтобы как можно лучше приспособиться к его представлениям, я заметил, что его предпосылка совершенно правильна. - Все различия скрыты в мозгу, - сказал я. - Но это незаметно снаружи. Быть может, если б можно было увидеть умы людей, они оказались бы столь же различными и неравными, как и у селенитов. Оказалось бы тогда, что есть более и менее способные люди, люди, видящие далеко вперед, и люди, бегущие очень быстро, люди, ум которых напоминает трубу, и люди, которые могут вспоминать не думая... (Три следующих слова неразборчивы.) Он прервал меня, чтобы напомнить мне о моем прежнем заявлении. - Но ты сказал, что все люди управляют? - настаивал он. - До известной степени, - ответил я и, как мне кажется, еще более запутал вопрос. Он попытался нащупать что-либо конкретное. - Ты хочешь сказать, - спросил он, - что на Земле нет Великого Властителя? В моем уме промелькнули различные имена, но в конце концов я подтвердил, что такого нет. Я объяснил ему, что все диктаторы и короли обычно кончали тем, что предавались пьянству и разврату или становились убийцами и что, во всяком случае, большая и влиятельная часть населения Земли, к которой принадлежу и я, - англичане - не собираются вновь устанавливать у себя такой порядок. Это еще более изумило Великого Лунария. - Но каким образом вам удается сохранить хотя бы ту мудрость, которая у вас есть? - спросил он. И я объяснил ему, как мы стараемся прийти на помощь ограниченности нашего... (тут не хватает одного слова, вероятно, "ума"), применяя книги и библиотеки. Я объяснил ему, как развивается наша наука благодаря соединенным усилиям бесчисленного количества маленьких людей. На это он ничего не возразил, заметив только, что мы вопреки нашей социальной дикости, очевидно, многого достигли, иначе мы не могли бы попасть на Луну. Однако контраст слишком велик. Селениты вместе с накоплением знаний росли и изменялись; люди же накопили знания и остались животными, снабженными знаниями. Он сказал это... (далее неразборчиво). Затем он заставил меня рассказать, как мы путешествуем вокруг Земли, и я описал ему наши железные дороги и пароходы. Некоторое время он не мог поверить, что мы познакомились с употреблением пара всего лишь около ста лет назад. Но когда он в этом убедился, то очень был изумлен. (Здесь, кстати, следует упомянуть очень интересный факт: у селенитов единица измерения времени, так же как и у нас, - год, но я не понимаю их системы исчисления. Впрочем, это не играет никакой роли, так как Фи-у усвоил нашу систему.) Потом я рассказал, что люди впервые стали селиться в городах только девять или десять тысяч лет назад и что мы до сих пор не соединены в одно общество и живем в государствах с различными формами правления; когда это было объяснено Великому Лунарию, он очень удивился. Сначала он подумал, что у нас имеются просто административные деления. - Наши государства и империи - только грубые очертания будущего общества, - сказал я и рассказал ему... (Здесь следует тридцать или сорок неразборчивых слов.) Великий Лунарий удивился, что люди стремятся сохранить разные языки. - Они хотят в одно и то же время и сообщаться друг с другом и не сообщаться, - заметил он и потом долго расспрашивал меня о войнах. Сначала он был потрясен и не поверил мне. - Ты хочешь сказать, - спросил он, как бы недоумевая, - что вы рыскаете по поверхности вашего мира - того мира, богатства которого вы едва затронули, убивая друг друга, как убивают звери для еды? Я должен был признаться, что это так. Он стал расспрашивать меня о подробностях. - Но разве не наносится при этом ущерб вашим судам и вашим несчастным маленьким городам? - спросил он. И я заметил, что порча имущества и судов во время войны производит на него почти такое же впечатление, как убийства. - Расскажи мне подробней, - сказал Великий Лунарий. - Покажи мне это ясней. Я не могу ничего понять. И тут я, хоть и не очень охотно, стал рассказывать ему историю земных войн. Я рассказал ему о началах и церемониях войны, о предупреждениях и ультиматумах, о маршировке и боевых походах. Я дал ему представление о маневрах, позициях и боях. Я рассказал ему об осадах и атаках, о голоде и тяжких страданиях в траншеях, о часовых, замерзающих в снегу. Рассказал о поражениях и нападении врасплох, о безнадежных сопротивлениях и безжалостном преследовании бегущих, о трупах на полях сражения. Я рассказал, кроме того, о прошедших временах, о нашествиях и избиениях, о гуннах и татарах, о войнах Магомета и калифов и о крестовых походах. По мере того как я рассказывал, а Фи-у переводил, селенитов охватывало все большее волнение, и они пищали все громче. Я рассказал ему про орудия, которые стреляют, выпускают снаряды в тонну весом и на расстоянии двенадцати миль способны пробить железную броню толщиной в двадцать футов, и про подводные торпеды. Я описал ему действие пулеметов и все, что я мог вспомнить о битве при Коленсо. Великий Лунарий едва верил всему этому и часто прерывал перевод моих слов, чтобы услышать от меня подтверждение правильности этого перевода. Особенно сомнительным показалось ему мое описание людей, пирующих и веселящихся перед... (битвой?). - Но, конечно, они не любят войны? - перевел мне Фи-у. Я заверил их, что многие люди смотрят на войну как на самое славное призвание в жизни, и это поразило всех селенитов. - Но какая польза от этих войн? - настаивал Великий Лунарий. - Какая польза? - ответил я. - Война уменьшает население! - Но зачем это нужно? Наступила пауза. Его голову обрызгали охлаждающей жидкостью, и он снова заговорил..." Уже с того момента, когда в рассказе упоминается об абсолютной тишине перед началом речи Великого Лунария, в приемник стали попадать какие-то другие волны, которые очень мешали восприятию сигналов Кейвора, а на этом месте они вообще все заглушили. Эти волны, очевидно, результат радиации из какого-то лунного источника, но их настойчивое чередование с сигналами Кейвора указывает на оператора, умышленно старающегося перебить сообщение Кейвора и сделать его неразборчивым. Сначала эти волны были короткие и правильные, так что при некотором напряжении, с потерей немногих слов мы все же могли расшифровать сообщение Кейвора; потом они стали длиннее и более неправильными, как будто намеренно проводили нечто вроде черты поперек письма. Долгое время ничего нельзя было поделать с этими нелепыми зигзагообразными знаками, потом неожиданно путаница прекратилась, оставив несколько слов ясными, а затем опять возобновилась и продолжалась на протяжении всего сообщения, совершенно заглушив все, что Кейвор пытался передать. Если это действительно было умышленное вмешательство, то почему селенитам понадобилось предоставить Кейвору, который понятия не имел о помехах, возможность продолжать свою передачу? Почему селениты предпочли этот способ, а не приостановили сигнализации Кейвора - ведь это было бы проще и вполне зависело от них, - на этот вопрос я ответить не могу. Но случилось именно так, и это все, что я могу сказать. Последняя часть описания аудиенции у Великого Лунария начинается с середины фразы: "...настойчиво расспрашивали меня о моей тайне. Скоро мы с ними поняли друг друга, и я наконец узнал то, что очень меня изумляло: почему при такой необычайно развитой науке они не додумались до кейворита? Я убедился, что они знакомы с ним теоретически, но считали изготовление его практически невозможным, потому что на Луне нет гелия, а гелий..." Поперек последних букв слова "гелий" снова легла черта. Заметьте слово "тайна", так как на этом слове, и на нем одном, я основываю свое толкование нижеследующего послания - последнего послания, которое, по нашему мнению, отправил Кейвор, и последнее, что нам суждено от него услышать.

Первые люди на Луне

В двух словах: Космический корабль с астронавтами на борту приземляется на Луне. Земляне считают, что они стали первооткрывателями. Но каково же их удивление, когда они видят на поверхности планеты старый английский флаг и документ, гласящий, что планета принадлежит королеве Виктории.

Господин Бедфорд - небогатый коммерсант, испытывающий финансовые проблемы. Он решил снять домик в тихой сельской местности и написать пьесу, чтобы заработать немного денег. Однако сосед донимает его шумом. Вскоре они знакомятся и оказывается, что это чудаковатый учёный, доктор Кейвор, который занят разработкой нового материала - «кейворита».

Главное свойство материала в том, что он может экранировать гравитацию. При испытании герои обнаруживают, что воздух над экраном из кейворита начинает фонтаном уходить из земной атмосферы в Космос. Кейворит в дальнейшем используется для создания небольшого сферического космического корабля, на котором двое землян и путешествуют с Земли на Луну.

На Луне герои вначале обнаруживают вокруг себя пустынный ландшафт. Но как только восходит Солнце, атмосфера Луны, замороженная за ночь, начинает плавиться и испаряться. На поверхности Луны начинается быстрый рост странных растений, которые создают непроходимые джунгли. Бедфорд и Кейвор оставляют капсулу и сразу теряются в буйных зарослях, где сталкиваются с необычными существами. Растущий голод заставляет их попробовать пару образцов местной флоры, определяемой ими как «грибы». Вскоре после этого у героев наступает эйфория, и начинаются галлюцинации. Землян захватывают насекомоподобные люди Луны, далее называемые «селенитами» (по имени богини Луны). Последние образовали общество со сложным социумом и разделением труда. Селениты живут в подземельях ("подлунных" пещерах), а для коммуникации используют радио.

Через некоторое время Бедфорду и Кейвору удалось бежать. Они убили нескольких селенитов (из числа своих похитителей) благодаря превосходству в силе. Герои поднимаются на поверхность Луны и разрабатывают план, как найти свой космический корабль. Им приходится разделиться. Бедфорд находит корабль и возвращается на Землю, в то время как Кейвор ранен и снова взят селенитами в плен. С собой Бедфорд прихватил некоторое количество золота, которое свободно распространено на Луне.

Бедфорд сажает корабль в Англии. Случается так, что он не уследил за космическим кораблём, и соседский мальчик, забравшись в него, в результате улетает в Космос. Тем временем Кейвор воспользовался периодом относительной свободы в Лунном обществе и даже смог дать селенитам уроки английского языка. Ему также удалось получить доступ к радиопередатчику, чтобы передать землянам (с использованием азбуки Морзе) историю своей жизни внутри Луны. Бедфорд на Земле публикует в журнале Strand Magazine подробности истории их путешествия, включая и некоторые дополнительные материалы, полученные от Кейвора по радио с Луны.

Кейвор с перерывами рассказывает всё, что случилось с ним после того, как его снова захватили. Но некоторые части его истории переданы невнятно (вероятно, ему пытались помешать, создавая помехи для радиосвязи). Из этих сообщений Бедфорд узнаёт о встрече Кейвора с Великим Лунарием - правителем селенитов. Во время этой встречи Кейвор изображает человечество на Земле как сообщество хищных существ, наслаждающихся войной и чуждых моральных ценностей. В качестве примера он описывает сражение при Коленсо. В ответ на это Великий Лунарий решает прервать все контакты с Землёй. Передачи Кейвора обрываются на полуслове, когда он собрался открыть землянам секрет изготовления кейворита («Кейворит делается так: возьмите…»; «…лезно»).

Герберт Уэллс

ПЕРВЫЕ ЛЮДИ НА ЛУНЕ

Три тысячи стадий от Земли до Луны…

Не удивляйся, приятель, если я буду говорить тебе о надземных и воздушных материях. Просто я хочу рассказать по порядку мое недавнее путешествие.

«Икароменипп» Лукиана.

1. Мистер Бедфорд встречается с мистером Кейвором в Лимпне

Когда я сажусь писать здесь, в тени виноградных лоз, под синим небом южной Италии, я с удивлением вижу, что мое участие в необыкновенных приключениях мистера Кейвора было чисто случайным. На моем месте мог оказаться любой другой. Я впутался в эту историю в то время, когда меньше всего думал о каких-либо приключениях. Я приехал в Лимпн, считая это место самым тихим и спокойным в мире. «Здесь, во всяком случае, - говорил я себе, - я найду покой и возможность работать».

И в результате - эта книга. Так разбивает судьба все наши планы.

Здесь, быть может, уместно упомянуть, что еще недавно мои дела были очень плохи. Теперь, живя в богатой обстановке, даже приятно вспомнить о нужде. Допускаю даже, что до некоторой степени я сам был виновником моих бедствий. Вообще я не лишен способностей, но деловые операции не для меня. Но в то время я был молод и самонадеян и среди прочих грехов молодости мог похвастать и уверенностью в своих коммерческих талантах; я молод еще и теперь, но после всех пережитых приключений стал гораздо серьезней, хотя вряд ли это научило меня благоразумию.

Едва ли нужно вдаваться в подробности спекуляций, в результате которых я попал в Лимпн, в Кенте. Коммерческие дела связаны с риском, и я рискнул. В этих делах все сводится к тому, чтобы давать и брать, мне же пришлось в конце концов лишь отдавать. Когда я уже почти все ликвидировал, явился неумолимый кредитор. Вы, вероятно, встречали таких воинствующих праведников, а может быть, и сами попадали в их лапы. Он жестоко разделался со мной. Тогда, чтобы не стать на всю жизнь клерком, я решил написать пьесу. У меня есть воображение и вкус, и я решил бороться с судьбой. И дорого продать свою жизнь. Я верил не только в свои коммерческие способности, но и считал себя талантливым драматургом. Это, кажется, довольно распространенное заблуждение. Писание пьес казалось мне делом не менее выгодным, чем деловые операции, и это еще более окрыляло меня. Мало-помалу я привык смотреть на эту ненаписанную драму как на запас про черный день. И когда этот черный день настал, я засел за работу.

Однако вскоре я убедился, что сочинение драмы потребует больше времени, чем я предполагал; сначала я клал на это дело дней десять и прежде всего хотел иметь «pied-a-terre», поэтому я и приехал тогда в Лимпн. Мне удалось найти небольшой одноэтажный домик, который я и нанял на три года. Я расставил там кое-какую мебель и решил сам готовить себе еду. Моя стряпня привела бы в ужас миссис Бонд, но, уверяю вас, готовил я недурно и с вдохновением. У меня были две кастрюли для варки яиц и картофеля, сковородка для сосисок и ветчины и кофейник - вот и вся нехитрая кухонная утварь. Не всем доступна роскошь, но устроиться скромно можно всегда. Кроме того, я запасся восемнадцатигаллонным ящиком пива - в кредит, конечно, - и отпускающий на веру булочник являлся ко мне ежедневно. Разумеется, устроился я не как сибарит, но у меня бывали и худшие времена. Я немного беспокоился о булочнике - он был славный малый, - однако надеялся, что сумею с ним расплатиться.

Без сомнения, для любителей уединения Лимпн - самое подходящее место. Он расположен в глинистой части графства Кент, и мой домик стоял на краю старого приморского утеса, откуда за отмелью Ромни-Марш виднелось море. В ненастную погоду место это почти неприступно, и я слышал, что иногда почтальону приходится перебираться через болота на ходулях. Хотя я не видел сам, но верю этому. Перед дверями лачуг и домишек деревни повсюду торчат воткнутые в землю березовые веники для очистки обуви от налипшей глины, и по одному этому можно судить, какая тут грязь.

Я думаю, что это место осталось бы необитаемым, если бы не наследие давно минувших времен. Когда-то, в эпоху Римской империи, здесь была большая гавань, Портус Леманус; с тех пор море отступило на целые четыре мили. На всем склоне крутого холма еще сохранились камни и кирпичи римских построек, и старинная Уотлинг-стрит, до сих пор еще местами замощенная, прямая как стрела, тянется на север.

Я часто стоял на холме и думал о кипевшей здесь некогда жизни, о галерах и легионах, о пленниках и начальниках, о женщинах и торговцах, о дельцах вроде меня, о сутолоке и шуме гавани.

А теперь здесь лишь кучи мусора на заросшем травой скате холма, две-три овцы да я!

Там, где была гавань, вплоть до отдаленного Дандженеса, расстилается лишь болотистая равнина с редкими метелками деревьев да церковными башнями старых средневековых городов, которые теперь так же приходят в упадок, как некогда приморский Леманус.

Вид на болото - один из самых красивых, какие мне случалось встречать. Дандженес находится отсюда милях в пятнадцати; он кажется плотом в море, а далее к западу виднеются холмы Хастингса, особенно заметные на закате. Иногда они вырисовываются отчетливо, иногда бывают подернуты дымкой, а в туманную погоду их часто совсем не видно. Вся болотистая равнина исполосована плотинами и канавами.

Окно, у которого я работал, выходило в сторону холмов, и из этого окна я впервые увидел Кейвора. Я корпел над сценарием, стараясь сосредоточиться на трудной работе, и, естественно, Кейвор привлек к себе мое внимание.

Солнце уже закатилось, небо окрасилось в желтый и зеленый цвета, и на фоне заката вдруг появилась темная странная фигурка.

Это был низенький, кругленький, тонконогий человек с неровными, порывистыми движениями; на нем было пальто и короткие брюки с чулками, как у велосипедиста, а гениальную голову покрывала шапочка, как у игроков в крикет. Зачем он так нарядился, не знаю: он никогда не ездил на велосипеде и не играл в крикет. Вероятно, все это были случайные вещи. Он размахивал руками, подергивал головой и жужжал - жужжал, как мотор. Вы, наверно, никогда не слышали такого жужжания. Время от времени он прочищал себе горло, неимоверно громко откашливаясь.

Недавно прошел дождь, и порывистость его походки усиливалась от скользкой тропинки. Встав прямо против солнца, он остановился, вынул часы и с минуту постоял словно в нерешительности. Потом судорожно повернулся и поспешно пошел назад, не размахивая больше руками, но широко шагая неожиданно большими ногами, которые, помнится, казались еще уродливей от налипшей на подошвы глины; видимо, он очень торопился.

Это случилось как раз в день моего приезда, когда я всецело был поглощен своей пьесой и досадовал, что потерял из-за этого чудака пять драгоценных минут. Я снова принялся за работу. Но когда на следующий день явление повторилось с поразительной точностью и стало повторяться регулярно каждый вечер, если не было дождя, я уже не мог сосредоточиться над сценарием. «Это не человек, а какая-то марионетка; можно подумать, что он нарочно так двигается», - сказал я с досадой, проклиная его от всего сердца.

Но скоро досада сменилась удивлением и любопытством. Зачем он это проделывает? На четырнадцатый вечер я не выдержал и, как только незнакомец появился, открыл широкое окно, прошел через веранду и направился к тому месту, где он всегда останавливался.

Когда я подошел, он держал в руке часы. У него было круглое румяное лицо с красноватыми карими глазами; раньше я видел его лишь против света.

Одну минуту, сэр, - сказал я, когда он повернулся.

Он посмотрел на меня с удивлением.

Одну минуту, - промолвил он, - извольте. Если же вы желаете говорить со мной дольше и не будете задавать слишком много вопросов - ваша минута уже прошла, - то не угодно ли вам проводить меня?

Охотно, - ответил я, поравнявшись с ним.

У меня свои привычки. И время для бесед ограничено.

В это время вы обычно прогуливаетесь?

Да, я прихожу сюда любоваться закатом солнца.

Не думаю.

Вы никогда не смотрите на закат.

Никогда не смотрю?

Никогда. Я наблюдаю за вами тринадцать вечеров подряд, и вы ни разу не смотрели на закат, ни разу.

Он сдвинул брови, как бы решая какой-то вопрос.

Все равно я наслаждаюсь солнечным светом, атмосферой, я гуляю по этой тропинке, через те ворота, - он кивнул головой в сторону, - и кругом…

Нет, вы никогда так не ходите. Это неправда. Сегодня вечером, например…

Сегодня вечером! Дайте вспомнить… А! Я только что взглянул на часы и, увидев, что прошло уже три минуты сверх положенного получаса, решил, что гулять уже поздно, и пошел назад.

Но вы постоянно так делаете.

Он посмотрел на меня и задумался.

Может быть. Пожалуй, вы правы… Но о чем вы желали поговорить со мной?

© The Literary Executors of the Estate of H.G. Wells

© Перевод. М. Зенкевич, наследники, 2014

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

Три тысячи стадий от Земли до Луны… Не удивляйся, приятель, если я буду говорить тебе о надземных и воздушных материях. Просто я хочу рассказать по порядку мое недавнее путешествие.

«Икароменипп» Лукиана

Мистер Бедфорд встречается с мистером Кейвором в Лимпне

Когда я сажусь писать здесь, в тени виноградных лоз, под синим небом южной Италии, я с удивлением вижу, что мое участие в необыкновенных приключениях мистера Кейвора было чисто случайным. На моем месте мог оказаться любой другой. Я впутался в эту историю в то время, когда меньше всего думал о каких-либо приключениях. Я приехал в Лимпн, считая это место самым тихим и спокойным в мире. «Здесь, во всяком случае, – говорил я себе, – я найду покой и возможность работать».

И в результате – эта книга. Так разбивает судьба все наши планы.

Здесь, быть может, уместно упомянуть, что еще недавно мои дела были очень плохи. Теперь, живя в богатой обстановке, даже приятно вспомнить о нужде. Допускаю даже, что до некоторой степени я сам был виновником моих бедствий. Вообще я не лишен способностей, но деловые операции не для меня. Но в то время я был молод и самонадеян и среди прочих грехов молодости мог похвастать и уверенностью в своих коммерческих талантах; я молод еще и теперь, но после всех пережитых приключений стал гораздо серьезней, хотя вряд ли это научило меня благоразумию.

Едва ли нужно вдаваться в подробности спекуляций, в результате которых я попал в Лимпн, в Кенте. Коммерческие дела связаны с риском, и я рискнул. В этих делах все сводится к тому, чтобы давать и брать, мне же пришлось в конце концов лишь отдавать. Когда я уже почти все ликвидировал, явился неумолимый кредитор. Вы, вероятно, встречали таких воинствующих праведников, а может быть, и сами попадали в их лапы. Он жестоко разделался со мной. Тогда, чтобы не стать на всю жизнь клерком, я решил написать пьесу. У меня есть воображение и вкус, и я решил бороться с судьбой. И дорого продать свою жизнь. Я верил не только в свои коммерческие способности, но и считал себя талантливым драматургом. Это, кажется, довольно распространенное заблуждение. Писание пьес казалось мне делом не менее выгодным, чем деловые операции, и это еще более окрыляло меня. Мало-помалу я привык смотреть на эту ненаписанную драму как на запас про черный день. И когда этот черный день настал, я засел за работу.

Однако вскоре я убедился, что сочинение драмы потребует больше времени, чем я предполагал; сначала я клал на это дело дней десять и прежде всего хотел иметь «pied-à-terre» , поэтому я и приехал тогда в Лимпн. Мне удалось найти небольшой одноэтажный домик, который я и нанял на три года. Я расставил там кое-какую мебель и решил сам готовить себе еду. Моя стряпня привела бы в ужас миссис Бонд, но, уверяю вас, готовил я недурно и с вдохновением. У меня были две кастрюли для варки яиц и картофеля, сковородка для сосисок и ветчины и кофейник – вот и вся нехитрая кухонная утварь. Не всем доступна роскошь, но устроиться скромно можно всегда. Кроме того, я запасся восемнадцатигаллонным ящиком пива – в кредит, конечно, – и отпускающий на веру булочник являлся ко мне ежедневно. Разумеется, устроился я не как сибарит, но у меня бывали и худшие времена. Я немного беспокоился о булочнике – он был славный малый, – однако надеялся, что сумею с ним расплатиться.

Без сомнения, для любителей уединения Лимпн – самое подходящее место. Он расположен в глинистой части графства Кент, и мой домик стоял на краю старого приморского утеса, откуда за отмелью Ромни-Марш виднелось море. В ненастную погоду место это почти неприступно, и я слышал, что иногда почтальону приходится перебираться через болота на ходулях. Хотя я не видел сам, но верю этому. Перед дверями лачуг и домишек деревни повсюду торчат воткнутые в землю березовые веники для очистки обуви от налипшей глины, и по одному этому можно судить, какая тут грязь.

Я думаю, что это место осталось бы необитаемым, если бы не наследие давно минувших времен. Когда-то, в эпоху Римской империи, здесь была большая гавань Портус Леманус; с тех пор море отступило на целых четыре мили. На всем склоне крутого холма еще сохранились камни и кирпичи римских построек, и старинная Уотлинг-стрит, до сих пор еще местами замощенная, прямая, как стрела, тянется на север.

Я часто стоял на холме и думал о кипевшей здесь некогда жизни, о галерах и легионах, о пленниках и начальниках, о женщинах и торговцах, о дельцах вроде меня, о сутолоке и шуме гавани.

А теперь здесь лишь кучи мусора на заросшем травой скате холма, две-три овцы да я!

Там, где была гавань, вплоть до отдаленного Дандженеса, расстилается лишь болотистая равнина с редкими метелками деревьев да церковными башнями старых средневековых городов, которые теперь так же приходят в упадок, как некогда приморский Леманус.

Вид на болото – один из самых красивых, какие мне случалось встречать. Дандженес находится отсюда милях в пятнадцати; он кажется плотом в море, а далее к западу виднеются холмы Хастингса, особенно заметные на закате. Иногда они вырисовываются отчетливо, иногда бывают подернуты дымкой, а в туманную погоду их часто совсем не видно. Вся болотистая равнина исполосована плотинами и канавами.

Окно, у которого я работал, выходило в сторону холмов, и из этого окна я впервые увидел Кейвора. Я корпел над сценарием, стараясь сосредоточиться на трудной работе, и, естественно, Кейвор привлек к себе мое внимание.

Солнце уже закатилось, небо окрасилось в желтый и зеленый цвета, и на фоне заката вдруг появилась темная странная фигурка.

Это был низенький, кругленький, тонконогий человек с неровными, порывистыми движениями; на нем было пальто и короткие брюки с чулками, как у велосипедиста, а гениальную голову покрывала шапочка, как у игроков в крикет. Зачем он так нарядился, не знаю: он никогда не ездил на велосипеде и не играл в крикет. Вероятно, все это были случайные вещи. Он размахивал руками, подергивал головой и жужжал – жужжал, как мотор. Вы, наверное, никогда не слышали такого жужжания. Время от времени он прочищал себе горло, неимоверно громко откашливаясь.

Недавно прошел дождь, и порывистость его походки усиливалась от скользкой тропинки. Встав прямо против солнца, он остановился, вынул часы и с минуту постоял словно в нерешительности. Потом судорожно повернулся и поспешно пошел назад, не размахивая больше руками, но широко шагая неожиданно большими ногами, которые, помнится, казались еще уродливей от налипшей на подошвы глины; видимо, он очень торопился.

Это случилось как раз в день моего приезда, когда я всецело был поглощен своей пьесой и досадовал, что потерял из-за этого чудака пять драгоценных минут. Я снова принялся за работу. Но когда на следующий день явление повторилось с поразительной точностью и стало повторяться регулярно каждый вечер, если не было дождя, я уже не мог сосредоточиться над сценарием. «Это не человек, а какая-то марионетка; можно подумать, что он нарочно так двигается», – сказал я с досадой, проклиная его от всего сердца.

Но скоро досада сменилась удивлением и любопытством. Зачем он это проделывает? На четырнадцатый вечер я не выдержал, и как только незнакомец появился, открыл широкое окно, прошел через веранду и направился к тому месту, где он всегда останавливался.

Когда я подошел, он держал в руке часы. У него было круглое румяное лицо с красноватыми карими глазами; раньше я видел его лишь против света.

– Одну минуту, сэр, – сказал я, когда он повернулся.

Поделиться: